"Я могу отчитаться за каждый заработанный мною миллион, кроме первого" - сказал некогда Джон Рокфеллер.
Темболат Эркенов, основатель и владелец винной империи "Шато-Эркен", тоже жил (в 2017-м от болезни умер) в соответствии с сим тезисом: страстно рисовался, расхваливал свои изысканные вина, но как речь заходила о первых шагах в бизнесе, вопрос замыливался безликими отговорками.
Ну и ладно, все равно это секрет Полишинеля - трудно что-то утаить в кавказской республике, где каждый друг другу кум, брат и сват: первое состояние Темболат Эркенов сколотил на палёной водке, эшелонами отправляющуюся по бескрайним российским просторам.
Что такое был Кавказ в 90-е и начало 00-х? Страшная, жуткая, бандитская вольница.
Рядом окровавленная Чечня, да и сама Кабардино-Балкария регулярно закрывается на очередную антитеррористическую операцию. Во время которых не сколько террористов чикали, сколько конкурентов по бизнесу. Трясли всех, у кого копеечка могла за душой остаться. Да скупали за бесценок землю у местных жителей, чтобы потом, пользуясь федеральными связями, перепродать ее под федеральные проекты, задрав цены в десятки раз.
Палёная водка - от которой слепли, дохли, скрючившись как мотки хиросимской арматуры.
Целые поселки, деревни, города.
Травились, плевались кровью, лезли в поножовщину.
Водка дешевле мяса, кое-где дешевле молока.
Спирт палёный, не для людей - но нужно просто знать, кому дать на лапу - и кавказские эшелоны с водкой разъезжаются по стране.
Постепенно наступают времена более травоядные. Вчерашние бандиты становятся депутатами, уважаемыми бизнесменами, записными благодетелями.
Жертвуют копеечку на местные инициативы - аборигены их хвалят - ах, какой он, наш Иван Иванович! Золотой души человек, облако в штанах - и сам заработать сумел, и землякам помогает.
Что за душой Ивана Ивановича сдохшие, ослепшие, закатанные в цемент, утопленные, распиленные, повешенные, застреленные, порезанные, изнасилованные - это частность. Об этом сперва тактично умалчивают, потом убеждают самих себя, что это неправда, а вскоре уже и сами верят. Что эти вот протокольные хари, змеи, сплетенные в клубок, бандиты, спаявшиеся с властью - на деле святоши такие, что едва нимба над ними не видать.
Темболат Эркенов, преобразовавший палёную водочную империю в изысканно винную, решил, что теперь он аристократ, и без замка ему никак нельзя.
Сам набросал эскизы, призвал архитекторов, те, поклоны земные кладя, взяли под козырек - "слушаюсь!".
Год прошел, два - и появился у кабардинского графа де Ля Фера свой родовой замок.
Посреди озера, с парком вокруг, прудами, лебедями, подъездной дорогой.
"Е-е-есть в графском парке, черный пруд. Кого поймают - того и прут".
Кстати, про черный пруд - село называется Черная речка.
Она тут и правда течет рядом - озеро искусственное, из нее запитанное.
Что я могу про это всё сказать - в первую минуту это производит впечатление. Своей неожиданностью - ибо посреди равнинной Кабарды меньше всего ожидаешь увидеть что-то подобное.
Но как минута проходит, начинаешь вглядываться, и волосья на жопе начинают от ужаса шевелиться.
Весь замок оказывается феерически кошмарным китчем, цыганщиной и пустым понторезством.
Уж воистину - можно купить замок, но нельзя купить вкус.
Все эти спутниковые антенны, как папилломы на башне.
Выносные кондиционеры, блюющие львы.
Не то Шато-Эркен, не то Леруа Мерлен, отдел уценки, балясины оптом.
Знаете, что мне это всё напомнило - мне напомнило это "Случай из практики", один из самых пронзительных рассказов Чехова.
На картинах, написанных масляными красками, в золотых рамах, были виды Крыма, бурное море с корабликом, католический монах с рюмкой, и всё это сухо, зализано, бездарно... На портретах ни одного красивого, интересного лица, всё широкие скулы, удивленные глаза; у Ляликова, отца Лизы, маленький лоб и самодовольное лицо, мундир мешком сидит на его большом непородистом теле, на груди медаль и знак Красного Креста. Культура бедная, роскошь случайная, не осмысленная, неудобная, как этот мундир; полы раздражают своим блеском, раздражает люстра, и вспоминается почему-то рассказ про купца, ходившего в баню с медалью на шее...
Тысячи полторы-две фабричных работают без отдыха, в нездоровой обстановке, делая плохой ситец, живут впроголодь и только изредка в кабаке отрезвляются от этого кошмара; сотня людей надзирает за работой, и вся жизнь этой сотни уходит на записывание штрафов, на брань, несправедливости, и только двое-трое, так называемые хозяева, пользуются выгодами, хотя совсем не работают и презирают плохой ситец. Но какие выгоды, как пользуются ими? Ляликова и ее дочь несчастны, на них жалко смотреть, живет в свое удовольствие только одна Христина Дмитриевна, пожилая, глуповатая девица в pince-nez. И выходит так, значит, что работают все эти пять корпусов и на восточных рынках продается плохой ситец для того только, чтобы Христина Дмитриевна могла кушать стерлядь и пить мадеру.
Хорошо чувствует себя здесь только одна гувернантка, и фабрика работает для ее удовольствия. Но это так кажется, она здесь только подставное лицо. Главный же, для кого здесь всё делается, — это дьявол.
И он думал о дьяволе, в которого не верил, и оглядывался на два окна, в которых светился огонь. Ему казалось, что этими багровыми глазами смотрел на него сам дьявол, та неведомая сила, которая создала отношения между сильными и слабыми, эту грубую ошибку, которую теперь ничем не исправишь. Нужно, чтобы сильный мешал жить слабому, таков закон природы, но это понятно и легко укладывается в мысль только в газетной статье или в учебнике, в той же каше, какую представляет из себя обыденная жизнь, в путанице всех мелочей, из которых сотканы человеческие отношения, это уже не закон, а логическая несообразность, когда и сильный, и слабый одинаково падают жертвой своих взаимных отношений, невольно покоряясь какой-то направляющей силе, неизвестной, стоящей вне жизни, посторонней человеку.
Так и здесь.
Кому нужен этот замок? Кто стал счастливее?
Стоили ли все эти умершие, отравившиеся, ослепшие синяки вот этого замка, владелец которого сам внезапно умер, на пике богатства и понта?
На замок после смерти Эркенова наехали - построен, как и следовало ожидать, с нарушением всего и вся. И водоохранная зона, и десятки проектных нарушений - строители да инженеры, понятное дело, тоже приворовывали на строительстве, кто во что горазд.
Вот и сейчас - пользоваться им формально нельзя, но и сносить жалко, бесхозяйственно как-то. И что c ним делать?
Что делать - ничего не делать, так и стоит.
Чтобы как-то окупить работу сторожей - за вход на территорию берут по 50 рублей. Хмурому мужику в карман.
И ресторан еще на территории - кавказская забегаловка, как многие, ничего особенного - шашлыки, шурпа, патефон с лезгинкой.
Прямо за оградой (замковой стены нет - обыкновенная сетка-рабица) винная фабрика, в перекликающейся стилистике.
Можно лишь по территории погулять, но тоже - лишь вокруг озера обойти.
А боковые сходы с круговой дорожки, что очень символично, никуда не ведут.
Journal information