Людей кругом нет. Какие-то заводские дворы. Запах раскаленного асфальта и смолы.
Асфальта запах приятен, но смешивается с какой-то неприятной едкой пылью. Запах смолы неприятен - слишком удушливый, резиновый.
На ремне висит сумка с фотоаппаратом. А еще одновременно эта же сумка является куском красной рыбы, горячего копчения.
Выглядит аппетитно, характерный приятный аромат, "дымок", насыщенный здоровый красный цвет.
Вдруг ко мне подбегает собака. Черная, большая. С проплешинами.
Без лая. Но садится вплотную. Я пройти не могу.
Взгляд у нее какой-то туповатый. Глаза черные и слезящиеся. Характерное собачье чавканье при облизывании.
Какой-то молчаливый диалог. Я пугаюсь, и решаю что лучше откупиться рыбой.
Впрочем собака хватает рыбину-сумку-фотоаппарат зубами и без моего приглашения.
Хватает и урча, разбрызгиваясь слюной, тянет на себя.
Ремень впивается мне в шею, я сгинаюсь.
Я готов отцепить и отдать, но собачий взгляд становится совсем непроницаемо тупой.
Добычу просто тупо тянут на себя, наплевав на впившийся мне в шею ремень.
И тут собака начинает меняться.
Хриплое рычание переходит в какое-то шипение и стрекот, как у гремучей змеи.
Черная лысая шкура превращается в бесформенный плоский хитин.
Собака уменьшается в размерах, становится круглой рептилией с множеством щупалец.
Я дергаюсь обратно.
Отдельные щупальца словно выстрелавают вверх. Дергаются в агонии. Шипение становится оглушительным. Сумка-красная рыба исчезла где-то внутри это шкворчащей рептилии.
Мне удалось снять ремень через голову.
Вдруг мне приходят на помощь. Девушка. Незнакомая. Стройная, немного по юношески угловатая, черноволосая.
Она, без какого-то видимого страха, деловито прокалывает бесформенное хитиновое нечто каким-то ржавым колом.
Рептилия дергается и неожиданно быстро затихает.
Я тяну за ремень и неожиданно вытаскиваю всю рыбину обратно.
Рыбина внешне даже не изменилась. Сложно представить, что только что она была в чреве этой змеи-рептилии.
Хотя кое-что выдает - цвет кое-где стал болезненно розовый. Как сырое мясо. Или испорченное мясо, обработанное кислотой.
Я выбрасываю сумку-рыбу там же.
Мне омерзительно, кажется сейчас стошнит.
Рептилия остаточно шкворчит.
Не могу понять убита ли она. Отхожу, не спуская с нее глаз.
Через сетку, окружающее баскетбольное поле, ни на секунду не задумавшись перелетаю.
Зачем-то, приземлившись на другой стороне, оправдываюсь перед спасительницей, неся какую-то откровенную пургу и бред, о том, что сейчас, мол-де, я плохо перелетел через забор, а вот раньше то я летал - охо-хо!
Бесформенный хитиновый кусок все так же лежит на поле, за сеткой.
Людей кроме нас по прежнему кругом нет. Запах асфальта, пыли и смолы еще более отчетливый.
Journal information