Она уважала его и продолжает уважать. Они интересовалась им, переживала за него.
Она очень ему благодарна. Его помощь была особенной. Вряд ли бы она умерла без него, но жизнь стала много глубже и красочней с ним.
"Спасибо за то, что ты был со мной" - однажды скажет она ему - "спасибо что был братом, другом, наставником, учителем, примером, попутчиком, соратником. Ты очень-очень мне помог, и я очень тебе благодарна".
Если он это услышит, то он не сдержится.
Обзовет ее, унизит, ударит, глаза нальются слепой яростью.
- "Дура! Я не хочу быть тебе ни другом, ни братом. Я хочу быть твоим мужчиной!"
Она отшатнется, скажет что-то про признательность.
Он будет нападать.
- "Засунь в жопу свою признательность! Я не признательность слышать хочу, я хочу слышать как ты стонешь подо мной и умоляешь не останавливаться".
Она закроется.
Он потеряет веру. Очнется уже где-то на дне стакана.
Скорее всего они оба не поймут, что они разные и всего-лишь друг друга придумали.
Не поймут зачем именно были друг другу даны.
Два одиночества пройдут рядом, не соприкоснувшись.
Она иногда вспомнит его.
Он будет помнить ее всегда.
Он останется потерянным попутчиком, к которому застряли в горле невысказанные слова, с сестринской нежностью.
Она останется прекрасной, неземной и совершенно недосягаемой, как Луна, образ которой он будет видеть за стеклом больницы, за границей света автомобильных фар. Он встрепенется, увидев в толпе прохожих смутно узнаваемые черты. И вновь заболит незажившая рана, когда черты растворятся в чьем-то чужом лице.
Они больше никогда не встретятся.
Journal information