Итак, патриотически-эпическая драма "Нарышкино. Шерсть на носу". В одном акте. Не буду уточнять каком именно.
Действующие лица:
ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ УЛЬЯНОВ-ЛЕНИН - трансцедентальная и экзистенциальная сила, выраженная памятником в виде отсеченной от туловища головы профессора Доуэля.
МОИСЕЙ СОЛОМОНОВИЧ УРИЦКИЙ - председатель Петроградской ЧК
ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ СТАЛИН - комический персонаж, сидящий поодаль, в обнимку с БОБРОМ
БОБЁР - комический персонаж, сидящий поодаль, в обнимку с ИОСИФОМ ВИССАРИОНОВИЧЕМ СТАЛИНЫМ
ГОЛЫЕ БОЯРЕ - обнаженные мужики, в красных барских парчовых одёжах нараспашку, под которыми виднеется голое тело, на котором особенно контрастно выделяется пышная лобковая растительность
а также - РУСАЛКИ, НАЯДЫ, КОЗЛОНОГИЙ БОГ ПАН, ПРИЗРАКИ ОТЦОВ ГАМЛЕТА, ШПИОНЫ ОМЕРИКИ - эпизодические видения, призванные поддержать в душе зрителя возвышенно мистическую атмосферу.
Сцена освещается. Видна площадь небольшого среднерусского поселка.
Площадь обозревает голова профессора Доуэля, она же Владимир Ильич Ульянов-Ленин.
Для придания большего драматизма моменту, голове профессора Доуэля в анфас приданы малоросские черты, напоминающие среднестатистического выходца Полтавской губернии
А в облупленный профиль - подозревающе прищуренного Конфуция
С этой же целью в жовто-блакитной гамме выкрашены окрестные лавочки.
Строго по центру сцены, в наиболее обозреваемом зрителю пространстве, стоит шаткая цирковая трапеция. На ней, в два яруса, раскачиваясь и с трудом удерживая равновесие, стоят голые бояре. На их возвышенно великоросских ликах пробегают гаммы чувств - от горделивости за собственный статус, через встревоженность от неустойчивости конструкции, до стыда за открытые всем ветрам гениталии.
Венчает архитектурную вакханалию арка с имперским орлом
Обращаясь прямо в зрительный зал, внезапно оживает голова профессора Доуэля:
- Стоять! Стоять, я сказал, шерсть на носу!
- С какова раёна? Кого из наших пацанов знаешь, а?
- Ну-ну, что же вы, Владимир Ильич, разве так гостей встречают... - урезонивает Владимира Ильича Моисей Соломонович Урицкий, председатель Петроградского ЧК, появляющийся на сцене походкой зомби. Лицо его напоминает о его тяжкой судьбе - смерти в результате покушения. Об этом же напоминает пулевое отверстие во лбу.
- Чего-о?! Гостей?! Да метлой таких гостей! - негодует Ильич
- Владимир Ильич, полноте, будет вам, в вашем состоянии нельзя волноваться - заботится Урицкий о соратнике по политической борьбе, несмотря на то, что собственный облик оставляет желать лучшего - о самом бы кто побеспокоился
- Не, ну а хуле они! Шерсть на носу!... - кипятится Ильич, но уже меньше. Речь его переходит в нечленораздельное глухое бурчание.
Полчаса уходит на успокоение Ленина.
Шаткая трапеция с боярами раскачивается, скрипит. На мужественных, посконных ликах бояр пробегает тень беспокойства.
Сталин, не отпуская бобра, закуривает трубку, усмехаясь в усы. Бобер, не отпуская Сталина, начинает напевать какаю-то дурную американскую песенку-считалку, заканчивая каждый куплет неизменным "ийя-ийя-го!".
Трапеция раскачивается еще более угрожающе.
На сцене появлется козлоногий бог Пан, герой древнегреческих сказаний. Он весел. Вслед за ним идут призраки отцов Гамлета. Они, напротив, чем-то озабочены.
Прямо поперек сцены, помахивая шляпой-котелком проходит омериканский шпион.
Внезапно трапеция с голыми боярами рушится. Крики, ругань, стоны раненых, столб строительной пыли.
Руины погребают под собой Моисея Соломоновича Урицкого. Более в пьесе он не появляется.
Долгое время сценой владеет хаос. Часть бояр не подает признаков жизни. Часть отползает.
Сталин и бобёр встают. Сталин скидывает френч, под которым обнаруживаются эффектные крылья, как у Бэтмена. Легким движением, словно пилот гигантского дельтаплана, Сталин пролетает над головами зрителей.
Бобёр выходит посеред сцены. В руках у него плакат - "Никто ни в чём не виноват".
Над сценой, в сопровождении оваций, смыкается занавес.
Journal information