В последнюю осень, ни строчки, ни вздоха.
Последние песни осыпались летом.
Прощальным костром догорает эпоха,
И мы наблюдаем за тенью и светом.
Что-то коробит называть школу №1 в Беслане достопримечательностью
Больно уж слово к ситуации неподходящее
Достопримечательности - это туристы, толпы с фотоаппаратами, экскурсоводы с зонтиками
А школа №1 - это не туристы, и не толпы
Сюда приходят к жнецам печали
Это храм на крови
Впрочем, здесь когда-то и был храм - сам Николай Второй на него 3 тысячи рублей пожертвовал.
Но храма после революции не стало. На его месте появилась школа.
Номер 1 ей принадлежит не просто так - это действительно самая старая школа города, ей, в качестве действующей школы, мог бы исполниться век с пятнадцатью годами
Но не исполнился.
1 сентября 2004 года произошло то, что произошло.
Школа захвачена террористической бандой.
Три дня 1128 человек оставались в здании школы заложниками. 333 человека станут невозвратными жертвами трагедии. Из них 186 детей.
Произошедшее трудно осмысляется, и, вероятнее всего, и нет в нем никакого смысла. Это был совершенно непостижимый со взгляда логики террористический акт.
Совершенно по сути своей мистический, экстатический акт самосожжения. Аутодафе тела и души.
Да, у банды были какие-то абстрактно звучащие политические требования, но они были столь сумбурны, что вряд ли они являлись финальной целью.
Финальной целью была смерть ради смерти, разрушение ради разрушения.
Террористы проявляли себя совершенно по-демонски, вне каких-то человеческих категорий.
Выход за грань. Чистый дьяволизм.
Мишенью стали дети. Мрачным, страшным символом стал спортзал - именно туда согнали в итоге всех заложников, и держали их там три дня - в духоте, в тесноте в повалку, отказывая в элементарном.
Любой проявляющий открытое недовольство убивался на месте.
Самым жутким символом стала жажда - террористы не давали детям пить
Бутылка воды стала страшным и жутким образом этого места.
Три дня шли как тяжелый сон, с приступами кровавой лихорадки.
Террористы словно чего-то выжидали - какого-то сигнала что-ли, и не получали его. Для чего-то тянули время.
Словно у них был какой-то определенный план, и он, по каким-то невыясненным причинам, срывался, что очень их злило и предельно ожесточало
В третий день в заминированном спортзале произошел подрыв взрывного устройства, запустивший цепную реакцию.
Вновь же - неясно, был ли взрыв намеренным иль случайным? Целенаправленным или шальным?
Драма заканчивалась огнем и кровью - у спортзала обваливалась крыша.
Дети разбегались через окна. Террористы стреляли им вслед.
В действие вступила группа захвата. Также к зданию рвались бесланские добровольцы.
Детей прикрывали собой. Бронежилетом и сердцем.
Некоторые, впрочем, у кого бронежилета не было, прикрывали только сердцем.
Как в любой человеческой трагедии - было низменное и великое, мерзейшее человеческое и человеческое высочайшее
Одним из лиц, символом гордости за человечество, стала история Ивана Каниди - учителя физкультуры, повторившего судьбу Януша Корчака, польского учителя, добровольно отправившегося вместе со своими воспитанниками во время Второй Мировой в газовую камеру.
В первый же день, сразу после захвата, террористы отпустили часть заложников - совсем маленьких детей и стариков.
Ивану Каниди исполнилось 74. Ему было, в силу его возраста, разрешено уйти.
Он отказался. Остался со своими учениками.
Спортзал был его, учителя физкультуры, кораблем, а он был капитаном - а капитан покидает судно, терпящее бедствие, последним.
Недаром он был этническим греком, наследником понтийских греков, легендарных, как их называл Куприн в "Листригонах", отважных грекондосов-мореходов.
Ему удалось сразу же спасти часть детей - воспользовавшись суматохой, он спрятал их в закрывающихся кладовках, откуда им потом получилось благополучно бежать.
Все дни в спортзале он поддерживал своих учеников - а он был известным в городе, уважаемым человеком, желанным гостем в каждом бесланском доме - утешал, помогал не пасть духом.
Дети погибали без воды. Учитель труда, Александр Михайлов, попросивший для детей воды, немедленно был убит. Но Ивана Каниди не остановило даже это - и теперь уже воды для детей потребовал он.
Его не убили - опять же, сыграл роль его почтенный возраст, но начали жестоко избивать.
Он сказал захватчикам: - "Да как вы смеете?! Вы называете себя кавказцами - а здесь, на Кавказе, даже последняя собака не посмеет отказать в просьбе старому человеку".
И это подействовало! Подействовало на совершенно бесчеловечных убийц - ему удалось попасть в их болевую точку.
Только ему было разрешено принести два ведра воды, смочить кусок ткани и дать воду умирающим.
Мы никогда не узнаем, сколько именно жизней спасли эти его два ведра.
Совершенно невероятным образом, находясь в спортзале, он умудрился тайком обезвредить несколько взрывных устройств. Делал это прикрывая собой - чтобы в случае взрыва закрыть своим телом разлет осколков.
3 сентября, после первых взрывов, когда начала рушиться крыша, и когда в зале было уже никого не удержать - дети выскакивали в окна, он напал на одного из террористов, который готовился стрелять убегающим детям в спины.
Все долгие секунды борьбы Иван Каниди направлял его автомат в потолок, давая убегающим бесценные секунды-шансы - и, опять же, как и с ведрами воды - мы уже никогда не узнаем, сколько именно жизней он спас обезвредив на это время одного из стрелков.
Сказалась его отличная, несмотря на возраст, физическая форма - в борьбе террорист так и не смог его одолеть, но, выхватив пистолет, застрелил в упор.
Выход из спортивного зала стал для узником только лишь входом в один конец
Что в Беслане ныне?
Что мы вынесли из тех страшных дней? Поняли ли мы что-нибудь главное, ради чего дети далекого, неизвестного нам тогда города стали ангелами и переместились жить в Город Ангелов, на окраине Беслана?
Руины школы так и стоят. К воротам приносят воду.
Бутылка воды стала главным даром летающим здесь духам.
Какое настроение этого места? Что чувствуешь, когда заходишь в тот самый спортзал?
Как и во многих местах, где царили огонь и кровь, здесь очень хорошо чувствуется очищение
Аура здесь такая. Это сродни храму и исповедованию в нем.
Это разговор с Богом, один на один. Слабым и голым. Без масок. Настоящим.
Из этого места выходишь со скорбью. И, внезапно - с благодарностью. С благодарностью ангелам, которые оказались столь сильны в своем хрупком обличье
Все тяготы, невзгоды, склоки, переполохи - вся муть и туфта обыденной жизни - вся шелуха разом слетает. Уходит все лишнее. Все, казалось бы, проблемы, предстают разом такими неважными, пошлыми, мещанскими, жалкими.
Вновь вспоминаешь свое настоящее имя. Не то, что в паспорте, а настоящее.
Что было после тех дней?
Да как обычно. "После о случившемся долго будут врать. Расскажет ли комиссия как трудно умирать?"
Будет суд над единственным захваченным живьем террористом.
Он окажется молодым парнем, как на мой взгляд - красивым и интересным - такой, что-то в нем есть, сам отец двоих детей.
Суд будет фарсом изначально, по своей сути - потому что судить будут всего лишь человека, а бесчинствовал там, внутри спортзала, демон. Ну, разве что тело у них одно на двоих оказалось.
Наш горячо любимый президент произнесет знаменитое "в целях борьбы с терроризмом, для того чтобы не допустить повторение трагедии Беслана, мною принято решение - отменить губернаторские выборы" - и ничего, пипл схавает. Причинно-следственная связь странная, ну да ладно, все скушали, никто не возмущается. Царю виднее. Российская Федерация перестала быть федерацией.
Будет суд над высшими должностными лицами, допустившими вообще это - ну как так, две машины из Ингушетии, груженные оружием и людьми, беспрепятственно проехали, захватили.
Это преступная халатность, за это отвечать надо, это вопрос чести.
В таких вопросах офицеры раньше, в романтические времена, пускали себе пулю в висок. "Честь имею!".
Времена незапятнанной офицерской чести прошли - пулю в висок никто не пустил.
Все из допустивших преступную халатность - все были освобождены в зале суда, невзирая на погром и ярость матерей Беслана.
Многие из них получили награды. Некоторые пошли на хлебное служебное повышение.
Опять же, вновь - как в любой трагедии, есть стыдное и низменное.
Но есть и то, за что стоит вновь вспомнить классика, и согласиться, что "человек - это звучит гордо".
Костяк банды террористов составляли этнические ингуши. И прибыл отряд из соседней Ингушетии.
В начале 90-х у осетин и ингушей был острый территориальный конфликт из-за Пригородного района - вновь хлебаем и не можем расхлебать наследие товарища Сталина, который депортировал ингушей, а их места заселил осетинами.
Конфликт был в худших кавказских традициях. Напряженность между осетинами и ингушами была и ощущалась - и совершенно точно у террористов была одна из целей - вбить клин в эту рану, в напряженность между двумя народами. Запалить тлеющие угли, плеснув керосин. Столкнуть озверевших людей лбами.
Не вышло. Несмотря на то, что граница совсем рядом, и что тут, на Кавказе, много своего оружия, и народ горячий - не вышло.
Не вышло прежде всего потому, что несмотря на все конфликты, но теракт в Беслане вызвал в самой Ингушетии глубочайшее возмущение и осуждение.
Хотели террористы получить Ингушетию вновь конфликтующую с Осетией - не получили.
Все больницы Ингушетии украсились огромными очередями - простые ингушские мужчины и женщины, парни и девушки, аксакалы и их жены - стояли в очередях, чтобы сдать кровь для раненных в Беслане.
В этом проявился Кавказ в его самом-самом лучшем, красивом виде. Кавказская солидарность оказалась гораздо сильнее межнациональных шероховатостей.
Мусульмане-ингуши сдающие кровь для христиан-осетин, недавних врагов, стали символом. Значит ли на Кавказе что-то больше, чем кровь? Мало что.
Ингуши добровольно выбрали стать осетинам кровными братьями.
Трагедия стала общей, сплочающей - это не в Осетию пришла беда, это на весь Кавказ пришла беда, стучась в ворота, страшное горе, и кавказцы скорбят и принимают его вместе.
Разумеется, не было речи, чтобы восстановить школу №1 в качестве школы.
Точнее была речь, но недолго - выжившие в трагедии наотрез отказались хоть раз войти обратно.
Ныне школа №1 в Беслане находится неподалеку - через железнодорожные пути, чуть в стороне
Школа №1 из самой старой в городе превратилась в самую молодую
О трагедии в ней напоминают лишь планки с портретами погибших при штурме.
Нет, к сожалению, не только они напоминают - чиновники додумались когда-то в здании новой школы провести учения, на случай повторения захвата.
Как это обычно бывает - никто никого не предупредил - в новую школу, в которую только-только смогли вернуться после долгих работ с психологами жертвы теракта, внезапно ворвались люди в формах и масках - кошмар вернулся. Многие сразу же принялись прыгать из окон.
Неисповедимы пути человеческой тупости. Прости, Господи, ибо не ведаем, что творим.
Напоминает ли о трагедии что-то? Да нет, больше ничего не напоминает.
Беслан - небольшой, тихий город.
Характерные для Осетии добротные кирпичные дома, теплого, морковного оттенка.
Лояльное отношение к былым эпохам - только в Осетии массово сохранились, например, улицы имени Сталина. В Беслане таковая тоже есть.
Или вот - Ленин. Педантично так объяснили, кто он таков - вождь мирового пролетариата. Не хухры-мухры
Кстати, находится Ленин прямо через железную дорогу от руин прежней школы №1 - все эти страшные дни вождь мирового пролетариата сюрреально пялился на весь этот кошмар своими остекленевшими глазами
Если не знать, что здесь произошло, то и представить дико
Все что могло сгореть - все сгорело
Остались лишь имена
А тела достались Городу Ангелов
Где также, как и на любом кладбище, очень-очень тонко ощущаешь хрупкость своего бытия. Хрупкость своих любимых. Хрупкость всего главного, что мы нередко забываем, начиная считать главным что-то совершенно неважное и второстепенное
Здесь место дать волю очищающим слезам. Со слезами боль уходит
Остается лишь светлая память ангелам. Вера в то, что им уже не больно.
Вспоминаешь те страшные дни, как через вату.
Никогда еще "Последняя осень" в голове не звучала так пронзительно горько, как здесь
В последнюю осень, ни строчки, ни вздоха.
Последние песни осыпались летом.
Прощальным костром догорает эпоха,
И мы наблюдаем за тенью и светом
Осенняя буря шутя разметала
Все то, что душило нас пыльною ночью,
Все то, что давило, играло, мерцало,
Осиновым ветром разорвано в клочья.
Ах, Александр Сергеевич милый,
Ну что же Вы нам ничего не сказали
О том, как держали, искали, любили,
О том, что в последнюю осень вы знали.
Голодное море шипя поглотило
Осеннее солнце, и за облаками
Вы больше не вспомните то, что здесь было,
И пыльной травы не коснетесь руками.
Уходят в последнюю осень поэты,
И их не вернуть, заколочены ставни.
Остались дожди и замерзшее лето.
Осталась любовь, и ожившие камни.
Journal information