Вставал с рассветом, ложился с закатом. Рыбалка, деревенская параша, убор урожая. Окучивание и прополки - ничто мимо меня не прошло, я целой плеяде почвенников-теоретиков пасть их славянофильскую легко своим сельским опытом заткну.
Я, ужо им, книжным червям, не один и не два урожая вырастил да сжал.
Уж кто, а я ноженькой голой по землице хаживал, да фунт народного лиха испил, правнук первых волжских механизаторов.
Был у нас сарайчик. Достался в наследство - гнилой, никчемный, вросший в землю.
Дожди подточили, мокрицы поселились Вавилоном.
Я предлагал его всковырнуть - все равно толку с гулькину письку, да бабушка сперва колебелась. Думала, что можно еще спасти.
И мы его укрепляли, дабы не расползлись гнилые доски окончательно.
Как скрепляли? Вестимо как - скрепами.
Железная дорога недалече, кто-то из добрых селян скоммуниздил целый груз скоб, коими, подозреваю, шпалы крепятся. Это даже за воровство не считалось - тащи с работы каждый гвоздь, ты здесь хозяин а не гость - советский посыл был усвоен крепко, не поколебала его никакая рыночная экономика.
Бух-бух-бух! Скоба вгоняется молотком в мокрую древесную гниль.
Бух-бух-бух! - следующая.
Сарайчик постоял годик, морщась как сморчок, затем снова пришлось вгонять скрепы.
А опосля и вгонять не пришлось - сарай сгнил так, что ни гвоздь, ни скоба в трухлявой плоти уже не держались.
Сарай всковырнули легко. Хватило одного лома, поддеть. Даже топор не понадобился.
Огрызки досок свезли на дровяную кучу.
Добрые селяне подогнали за чекушку с лесопилки свежих досок, со старого коровника шиферу, и поставили мы с бабушкой новый сарай. Сухой, новый, нужный.
А со словом "скрепа" у меня теперь ассоциация одна.
Глаголит кто-нибудь про необходимость сбить старый сарай мнимой духовности ворованными ржавыми скобами, а у меня перед глазами воспоминания: я бью молотком дырявые стенки, из щелей сыпятся обожравшиеся древесные жуки. Я брезгливо мою руки. Я вывожу склизкие обмылки досок.
Journal information