С ней на одной лестничной клетке жила бабушка. Ну, точнее она-то сама считала, что она не бабушка, а фея, но суть останется в тексте так - бабушка жила.
У бабушки был свой бизнес - контейнер со шмотками на рынке. А также любовник-иностранец - немец, кажется.
Если бабушке было под семьдесят, то немцу точно под восемьдесят. Видел я его раз, когда он топтался у бабушкиных дверей, с букетом, пока бабушка рядом гордо щебетала.
А щебетала она много.
И вообще стремилась вести себя так, словно ей не 70, а 25 - что её ещё больше старило.
Немец, похоже, был совсем слепой и не замечал, что она страшная как моя жизнь.
Бабушка изводила на себя тонны косметики, а также гоняла своего немца тащить ящики всяких кремов, белил и румян из этой своей Германии.
Намажется как дура, что похожа на советский торт с губами-вишенками, да прибегает к соседке - к тёще моей - хвастаться.
- "Танечка, да вы посмотрите только как этот крем чудесен, как он меня молодит!"
- "Да-да, крем Азазелло прямо...", - с незаметной для собеседницы иронией кивала та, пытаясь сообразить и вспомнить после суток на смене, где тут и что дома находится.
Было у моей тёщи прекрасное качество - она могла чуть задуматься, и, как человек каждодневно работающий с жизнью и смертью, начать говорить с такой вымораживающей откровенностью, что волосы шевелились.
Ну я и ждал, что как-нибудь она задумается, да скажет бабушке что-нибудь такое, что ей совсем не понравится.
Так оно и вышло - столкнулись они у лифта, тёща моя в прострации после суток, а бабушка по утру намазалась очередным кремом, так что аж маслом сверкает, и мерзонько подмигивая, как только молодящиеся старухи умеют, к ней: - "Танечка, вы во мне ничего не замечаете, не видите ли разительных перемен?".
Тёща моя и отвечает доброжелательно: - "Да нет. Старуха как старуха"
Ту как калёным железом ошпарило. Хоть и выходить собиралась, но ломанулась обратно в квартиру, да захлопнула за собой дверь так, что последняя штукатурка осыпалась.
Тёща моя было подумала, что надо бы извиниться, но как-то не смогла сама для себе решить, за что же именно, поэтому махнула рукой, да пошла отсыпаться.
Больше они не общались, ни словом не перекинулись.
Точнее тёща моя пыталась, как обычно, проспавшись - но бабушка хранила могильное молчание. А потом и вовсе продала квартиру, контейнер со шмотками, да переехала.
Не в Германию, куда-то в деревню, на дачу - немец ибо не то прозрел, не то умер.
Journal information