Поэтому лучше всего говорить правду - чтобы не приходилось много запоминать, но миксовать ее с выдумкой и гиперболой - дабы не вваливаться в сухость.
Всё как в кулинарии - вопрос меры и температурного режима.
Я очень ценю в людях умение пошутить и беззлобно разыграть, не поменявшись при этом в лице.
Как показывает мировая история и наблюдения за действительностью, самые большие хитрецы нередко оказываются и самыми доверчивыми в подобных ситуациях. Легко привирают - но сами же склонны верить в чужие придумки.
Я, с одной стороны, не обделен критичностью - ибо постоянно миксую правду и ложь, в выверенных пропорциях, и за другими умею замечать такие же таланты.
Но иногда можно поймать и меня, просто как пионера, с от-такенным галстуком.
Помнится, ехали мы с покойным Бурзумием вечером по Москве, по Ленинскому проспекту.
Ну, я имею в виду, что ныне Бурзумий покойный - а тогда, когда мы с ним ехали, он покойным не был. А то я вас знаю - только скажи, что соврать мне не чуждо, так сразу начнете подозревать во всем и вся.
Ну так вот, едем, проезжаем мимо памятника Гагарину - знаете его?
Бурзумий бросает из-за руля на Гагарина взгляд, потом на часы, да сокрушается: - Эх, далеко до полночи, не увидим.
- Что не увидим? - интересуюсь я.
- Ну, как руки поднимет, не увидим.
- В смысле?
Бурзумий смотрит на меня, как обычно смотрят коренные москвичи на лимитчиков - "дерёвня!". Говорит: - Ты что, не знаешь, что Гагарин в полночь поднимает руки, приветствуя москвичей и спящий город?
- Нет.
Бурзумий качает головой, удивляется: - Ну ты даешь! Столько в Москве живешь, а не знаешь...
...Как-то, спустя много лет, я ехал откуда-то по оранжевой ветке, дело позднее было, и вдруг вспомнил сей эпизод.
На часы посмотрел, половина часа до полночи - о, думаю - а давай-ка на Ленинском проспекте выйду, да погляжу, как Гагарин руки поднимает. Погляжу, да на последнем метро домой все равно успеваю.
Вышел, купил шаурму и колу, стою, жру, запиваю, да на Гагарина гляжу.
Пять минут до полночи, четыре, три, две, одна. А вот и полночь, куранты.
Я весь внимание - а Гагарин как стоял, так и стоит.
Я забеспокоился - неужели пропустил? Да не должен был, глаз не отрывал.
В другое время поднимает? Я что-то не так понял?
Стоял, ждал, расстраивался. И вдруг... И вдруг вспомнил еще раз в деталях эпизод, как именно Бурзумий посмотрел, какая именно особенная лукавая складка над бровью у него появилась (у каждого человека ложь на лице оставляет какой-то свой особенный мимический след - надо только уметь его читать) - и расхохотался.
- Ай да Пушкин, ай да son of a bitch! - только и бормотал про себя в восхищении, да смеялся сам себе, в вагоне метро, уезжая.
Уж насколько я стреляный воробей - а попался на такой наивняк.
Но вообще, чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что понятия правды и лжи - сильно эфемерные.
Как там у Стругацких:
Правда и ложь, вы не так уж несхожи,
Вчерашняя правда становится ложью.
Вчерашняя ложь превращается завтра,
В чистейшую правду, в привычную правду.
Есть понятие искренности, но, удивительное дело - искренне можно как правду-матку рубить, так и лгать.
А еще, в этом я убедился на примере, в том числе, и своего писательского опыта - самые невероятные и необъяснимые истории оказываются, зачастую как раз таки, правдой. А стилистические, правдоподобные детали к ним - ложью.
Так что - в ногах правды нет, но правды нет и выше.
Наверное в этом и есть замысел Творца. Когда правда и ложь человеческого мира становятся одинаково неинтересными, появляется ЧТО-ТO, что ещё никто не назвал по имени - на ради чего едино и стоит жить.
Journal information